Владимир Фирсов - Срубить крест[журнальный вариант]
Потом стражники долго рассматривали подпись и печать. Но придраться было не к чему, да и обломки меча, валявшиеся на траве, не вдохновляли их на активные действия. Ворча, они отступили.
Я вел Баязета, поглаживая его по гладкой, теплой шее, и рассказывал бабушке и Виоле про воинственного ресторатора и задуманную им резню. Баязет тыкался мне в щеку носом, хватал губами за ухо — дурачился от радости. Фей и остальные по-прежнему стояли кучкой в стороне от трибун. Я познакомил всех с бабушкой и Виолой. Представляя друг другу Виолу и Леннаду, я в самый последний момент сообразил, что сейчас произойдет вспышка. Но все обошлось — воспитанные девушки метнули друг в друга по испепеляющему взгляду, мило улыбнулись, и Виола о чем-то заговорила с Феем. Всегда спокойный и выдержанный диспетчер заметно оживился и беседовал с новой знакомой с несвойственным ему возбуждением. Но мне было не до психоанализа. Стражники уже сообщили кому надо о законности появления гостей. Поле было очищено, и герольды возвестили о последнем, решительном поединке за прекрасную принцессу — поединке кавалера Рюделя (громкий рев трибун) и кавалера Алексея (еще более громкий рев).
Пора было готовиться к бою. Я нагнулся и поднял свою кирасу. Сердце у меня упало — все ремни на ней были перерезаны! А без ремней она не будет держаться на теле… В отчаянии я перебирал свои защитные принадлежности — на них не осталось ни одного целого ремешка!
— Кто?.. — только и смог я выдавить из себя. Я очень добрый человек, но сейчас был готов зарубить предателя, совершившего подлое дело. Герольды уже вызывали Соискателей на поле, а я стоял над грудой бесполезного железа, обводя всех яростным взглядом. — Кто?..
На том конце Ристалища на поле выехал мой грозный соперник — непобедимый кавалер Рюдель, и герольды под нарастающий рев трибун провозглашали его имя, перечисляя многочисленные победы. Победа над кавалером А (кавалер убит). Победа над кавалером Б (кавалер убит). Победа над могучим, непобедимым кавалером В (кавалер убит)… Это была психическая атака, направленная против меня, и все, что выкрикивали герольды, было правдой.
Виола смотрела на меня перепуганно, Фей отвел глаза в сторону, Юлик стоял потупившись. Герольды вызывали меня, а я с яростью и отчаянием глядел в радостные глаза Леннады.
— Это я сделала, — сказала она спокойно. — Теперь кавалер останется живым, и мне не придется плакать над его могилой…
— Ты… тебя подослал Рюдель? — прошептал я, бессильно опуская руки.
— Меня никто не подсылал! — девушка гордо выпрямилась. — Кавалер прекрасно это знает!
Да, я знал это. Но что делать, что делать? Скакать так, без брони? Не допустят, остановят. Рюдель первый отвернет в сторону — был бы предлог. Кавалер без брони — не кавалер, а самозванец. Без брони не сражаются, как не ходят в гости нагишом у нас на Земле.
На Земле? Нет, не годится. До нее по ВП-линии доля секунды, но надо подняться на орбиту — на любом ускорении это двадцать минут, а потом стыковка…
Сумасшедшая, радостная мысль сверкнула в моем мозгу. Уже через секунду я взлетел на Баязета и послал его в бешеный галоп к «Грифу», вызывая корабль через браслет. Мне нужен был скафандр — космический скафандр аварийного комплекта, обязательный на каждом корабле!
До корабля было метров двести, и через какую-то минуту я уже скакал обратно, размахивая свертком. Я швырнул его на траву, скафандр развернулся.
— Ты сошел с ума! — сказала бабушка, разглядывая меня.
— Да, я сошел с ума! — ответил я.
Все было решено, и ко мне пришло упоительное лихорадочное спокойствие, обостряющее чувства, возбуждающее разум, заставляющее мышцы звенеть, как струны. У меня было копье и был щит — локтевую петлю с него Леннада срезала, но осталась стальная скоба для кисти. На мне сверкал металлизированной тканью скафандр, подо мной плясал мой любимый, лучший во всей вселенной боевой конь! Конечно, космический шлем не выдержит удара копья, а любой удар по телу проткнет меня насквозь, но я не позволю Рюделю бить себя — увернусь, отобью удар щитом!
— Возьми меч, — сказала бабушка. — Видишь — Рюдель тоже с мечом. Я привезла тебе Эскалибур.
Я опоясался мечом, нагнулся и чмокнул бабушку. Она поцеловала меня в лоб.
— Ну, ни пуха…
— К черту, к черту, — бормотнул я. — Скажи, а роботы не помешают?
— Эти роботы, — с ударением на первом слове ответила бабушка, — не помешают.
— Ты мне обещала сказать еще что-то. По-моему, про Рюделя. Никак не могу вспомнить.
— Я знаю, — сказала бабушка. — Ты спрашивал, что за прибор он вывез. Я узнала. Ничего особенного. Обыкновенный коммутатор.
— Что, что? — переспросил я.
— Электронный коммутатор на полмиллиона абонентов.
— Ты заметила — он очень интересуется радиоделом! Давай сделаем его начальником АТС? — сказал я, принимая копье и щит.
Герольды прокричали в последний раз, я повернул Баязета к полю и наконец-то смог рассмотреть Рюделя.
Это был крупный мужчина, широкий в плечах, явно превосходивший меня и ростом, и весом. Он был закован в черную вороненую броню, украшенную золотыми узорами — статный, красивый и грозный. Этого всадника можно было бы назвать прекрасным, если бы не чудовищно огромный конь, на котором он сидел. Я даже не подозревал, что лошадь может достигать таких размеров. Конь весил, пожалуй, не меньше тонны, если у него еще и достаточная скорость, то удар Рюделя будет страшен.
Над полем наступила тишина. Два смертельных врага сошлись лицом к лицу.
Наверно, это понимали все — Ганелона в занавешенной королевской ложе, Фей со своими друзьями, бабушка, Леннада, Виола, бравый ресторатор, прячущий под плащом наточенный мясницкий арсенал, его решительные дружки, побежденные мной расстроенные неудачники-кавалеры, бабушкины роботы, что выстроились цепью — лицом к зрителям — между полем и трибунами, оберегая меня от неожиданностей… Сошлись два врага, сошлись два мира. За мной была коммунистическая Земля и все планеты Содружества, за Рюделем — последыши отвергнутого народами Земли строя. Мир непобедимый и мир обреченный.
В горле, как всегда, пересохло. Я перехватил поудобнее копье и послал Баязета в галоп.
Рюдель уже несся мне навстречу. Я был поражен — его конь, несмотря на гигантскую массу, летел вперед, как ветер.
Еще при первом взгляде на своего противника я разглядел очень высокую спинку седла, помогающую удержаться при ударе, и чрезмерно широкие, похожие на трубы предножья — упираясь в них голенями, всадник сидит на лошади, как влитой. Такие широкие предножья были запрещены правилами, как и огромные, загнутые наружу остро отточенные шпоры — стоит чуть оттопырить пятку, и бок лошади соперника будет распорот, точно бритвой. Но я предвидел подобные сюрпризы и был готов к ним.
Меня потрясло другое. Я вдруг увидел, как концом уставленного на меня копья Рюдель прочертил в воздухе невидимую, спираль.
Это было невозможно, невероятно, но я не мог ошибиться. В руках у Рюделя было Волшебное копье!
Во вселенной существовал только один экспериментальный образец этого оружия, и я был уверен, что он хранится сейчас на Земле, в моем шкафу с копьями, куда его собственноручно поставил Павел Гусев после боя с рыцарем Леопарда.
Но сейчас не было смысла гадать, какими путями мое оружие оказалось здесь, на Изумрудной. Надо было решать, что делать, и решать быстро, потому что на острие рюделевского копья ко мне неслась моя смерть и я знал, что нет на свете силы, которая могла бы предотвратить этот удар.
Волшебное копье было создано для конного боя и имело своим назначением встречу с целью — шлемом или щитом соперника. Это свое предназначение оно выполняло с высочайшей точностью. Все соперники Рюделя пали мертвыми от удара в голову — сейчас я вспомнил это, и жутковатый холодок сдавил мне живот. Я уже понял, каким видел бой мой соперник. Вслепую боя у Рюделя не выиграть — он слишком серьезный боец, чтобы я мог надеяться на успех случайного удара. Но стоит мне на мгновенье выглянуть из-за щита — и мой шлем разлетится вдребезги. Волшебное копье не промахивается. Оно ведь и создано для того, чтобы не промахиваться. И оно не знает, что металлические шлемы кавалеров не рассчитаны на его удар.
Мой круглый космический шлем, наверно, не уступал в прочности здешним стальным бургиньотам, но он не был намертво привинчен к тяжелой кирасе, как положено рыцарским шлемам, а свободно лежал у меня на плечах, и я знал, что удар Рюделя просто переломит мне шею. Я вдруг отчетливо понял это, но совершенно не испугался.
Наверно, в мире существовали какие-то звуки — крики на трибунах, свист ветра, удары копыт. В этот момент их не стало. В абсолютной беззвучности я сближался с Рюделем. Было такое ощущение, что лошади несутся уже за звуковым барьером. Копье Рюделя смотрело прямо мне в глаза. Оно не лежало на крюке — как и у меня, опорные крюки панциря были спилены, чтобы не мешать копью прицеливаться.
